Глава 34. Шизофрения и общая патология.
Гипоталамус
Причинность шизофренной болезни внутри ее клинической картины есть частный
случай в ряду общепатологических вопросов, без ответа на которые невозможно ни
решать, ни даже осветить любой аспект каузалогии в медицине.
Таковой ряд в контексте проблемы обозначается как филогенез эндогенных
заболеваний. Эволюционный подход, в свою очередь, возвращают к истокам эволюции
биосистем или к тем доисторическим временам, когда указанные системы приобрели
механизмы болезней.
Всякая биологическая система рождается, развивается и, в силу каких-то
причин, погибает. Причины эти двоякого рода – внешние и внутренние. На ранних
этапах эволюции, в частности у одноклеточных организмов, причиной смерти
является исключительно разрушающее воздействие извне. Связано это с тем, что
пределы сохранения постоянства внутренней среды в качестве основы существования
у одноклеточных крайне ограничены и поддерживаются, в основном, законами
саморегуляции биохимических реакций. Малая приспособляемость одноклеточных
сопряжена с их легкой уязвимостью и массовой гибелью при неблагоприятных
условиях. Однако у одноклеточных отсутствует механизм смерти от внутренних
причин, что в эксперименте проявляется своеобразным феноменом “бессмертия”.
В идеальных условиях, т.е. при удалении всех повреждающих факторов, включая
продукты обмена самих клеток, организмы эти существуют неограниченно долго,
размножаясь путем поперечного деления на новые и новые поколения без всяких
признаков вырождения. Данный факт позволяет предположить, например, что “…
у простейших вообще нет ни старости,
ни трупа…” (И.В.Давыдовский).
Речь, однако, идет лишь о качественном своеобразии “старости” у
одноклеточных, которая сама по себе является предпосылкой обновления, а не
гибели.
Переход в процессе эволюции одноклеточных биологических систем в
многоклеточные сопровождался возникновением и развитием специализированных
систем поддержания постоянства внутренней среды – гомеостаза. В результате
биосистемы стали значительно совершеннее, т.к. приобрели возможность
приспособления к внешней среде и противостояния ей. Но этот же процесс привел к
возникновению механизма смерти от внутренних причин. Обусловлен он тем, что
системы поддержания внутренней стабильности в качестве основы существования сами
находятся в непрерывном развитии в процессе онтогенеза. Развитие выступает
единственным условием функционирования систем поддержания гомеостаза, т.е.
способом существования биосистемы. Итогом же развития является разрегулирование
гомеостатических систем и их выключение. Оно означает прекращение существования
данной биологической системы (индивидуума) или факт ее биологической смерти.
Таким образом, смерть от внутренних причин есть результат континуального
противоречия между стабильностью и развитием биосистемы.
Конкретный механизм данного процесса может быть изложен с учетом функций
центрального регулятора поддержания постоянства внутренней среды в континууме
развития – гипоталамуса – филогенетически одного из наиболее древних отделов
головного мозга.
Гипоталамус рассматривают как высший орган эндокринной системы, которой
он управляет, вырабатывая гормоны, регулирующие деятельность гипофиза и других
эндокринных желез. Т.е., как часть эндокринной системы гипоталамус сам является
железой внутренней секреции. С другой стороны, гипоталамус – типичное нервное
образование с множеством связей с различными отделами мозга. В ядрах
гипоталамуса находятся все основные центры жизнеобеспечения, поэтому столь
сложному строению соответствует многообразие его функций. В числе прочего
гипоталамус осуществляет терморегуляцию, контролирует метаболический обмен,
регулирует водно-солевой баланс, ведает управлением функций сердечно-сосудистой
системы, функциями органов пищеварения, половой деятельностью и работой органов
малого таза, реагированием на стресс, состоянием сна и бодрствования.
Являясь гибридом нервной и эндокринной систем, выступая в качестве коллектора
информации извне и от внутренних органов, гипоталамус стоит на стыке внутренней
и внешней среды организма, осуществляя их взаимодействие. Происходит это, как
отмечалось, путем реализации способности гипоталамических центров
трансформировать первично возникшую гуморальную потребность в нервный процесс,
который генерализуется, достигая коры больших полушарий и эфферентных отделов
нервной системы. Подобное активирующее влияние гипоталамуса определяет
энергетическую основу мотивационных возбуждений (К.В.Судаков). Оно обеспечивает
целостные акты поведения, направленные на удовлетворение биологических
потребностей (т.н. пейсмекерная роль гипоталамуса, от англ. pacemaker –
ритмоводитель).
При достижение последних возникает важнейший биологический феномен –
эффекта вознаграждения. Субъективно он воспринимается как
“удовольствие” или “удовлетворение”, и может быть получен в эксперименте при
раздражении и самораздражении ряда структур лимбической
системы (Дж.Олдс, П.Милнер, Х.Дельгадо и др.).
Из образований, входящих в данную систему (гиппокамп, амигдала, поясная
извилина, перегородка, гипоталамус), стимуляция в зоне гипоталамуса приводит к
максимальному вознаграждающему эффекту. Достижение настоящего в опытах с
раздражением мозга связано с мгновенной коррекцией базальных механизмов
гомеостаза, в результате которой организм ощущает временные голод, жажду и т.п.,
чередующиеся с мгновенным насыщением и последующим многократным повторением
цикла – при самораздражении мозга (К.Прибрам). По-видимому, другая возможная и
параллельная причина появления эффекта вознаграждения – действие эндорфинных
систем на уровне лимбических структур.
Эффект вознаграждения в качестве основного подкрепляющего механизма в
принципе одинаков на различных ступенях эволюции сложных биологических систем.
Он может рассматриваться как источник мотиваций в любом из видов поведенческой
активности, в т.ч. в социальной деятельности.
Однако тезис звучит явно в диссонанс дифирамбам сегодняшнему
феноменологическому ренессансу. Последний носит характер реакции на
несостоятельность претензий рационалистического пути познания, обнаруженной,
якобы, во всех сферах человеческого опыта [в т.ч. и в психопатологии (!)].
В философии, например, противопоставляются индуктивные категории (понятия,
образованные посредством выделения общего и существенного ценой сокращения
многообразия индивидуальных, специфичных признаков) категориям
феноменологическим (понятиям, содержащим в себе структуру реальной полиморфности
признаков, их соотношение и смысл).
В свой черед, в психопатологии феноменология (декларирующая
субъект-объектное противостояние) претендует на роль
“золотой середины” между ортодоксальной
психиатрией и антипсихиатрией (В.Д.Менделевич, 1997).
Такого рода подходы связаны с выводами, что поведение человека
детерминируется не столько биологическим (естественным) эффектом вознаграждения,
сколько некой антропологической (феноменологической) абстракцией, а
психопатология имеет своей “нормальной” разновидностью не психологию, но
феноменологическую же антропологию.
С этим можно бы и согласиться, если бы феноменология в психиатрии не
сочеталась, причудливо и абсурдно, с изучением специфической
(эпидемиологической) контагиозности при шизофрении (Э.Ф.Казанец) или с поиском
“объективных оснований” аномалиям, объединенным “семантической химерой” с
названием “шизофрения” (В.А.Файвишевский).
Отсюда резюме: мотивы поведения в “биологическом ключе”
импонируют больше, чем в “феноменологическом”.
|