3.2. Рыночные реформы и борьба с бедностью

Некоторое время назад, едва ли не важнейшей задачей государства на предстоящий второй срок президента В.В. Путина начиная с 2004 г. была объявлена борьба с бедностью. Понятно, что многими это было воспринято положительно, хотя и с долей скептицизма. Один политолог выразился так: «Борьба с бедностью − это... миф общегражданского значения, какими были когда-то «гласность» и «ваучеризация». В контексте борьбы с бедностью, многие предполагали, что тогдашнее Правительство РФ сделает реальные шаги на пути обеспечения молодой семьи доступным жильем, обеспечит работой с достойной зарплатой молодых супругов, сформирует жесткие позиции по возвращению занятых под коммерческие структуры и органы власти – детские сады. Параллельно начнется ликвидация детских домов (приютов) и домов ребенка, передавая на воспитание брошенных детей в социально благополучные семьи с соответствующей материальной компенсацией родителям их усилий, прекратит постыдную для социального государства практику усыновления российских детей гражданами других государств и многое другое.

Сегодня ответственность за результаты борьбы с бедностью никто на себя не берет… Вероятно, виновато то самое «гражданское общество», но опять говорят, что именно оно недостаточно активно. А в дополнение к сказанному целая плеяда отечественных академиков и профессоров быстро докажет, что гражданского общества в России до сих пор нет. Но ведь именно поразившая нашу страну массовая бедность широких слоев населения подрывает устои семьи, блокирует ее социальную стабильность, а в конечном итоге тормозит экономику, порождает политическую нестабильность и душит ростки гражданского общества.

Особо уродливые формы приобретает имитация борьбы с бедностью в провинциальных регионах, таких как Дальний Восток России. Сегодня часть дальневосточников развращена т. н. льготами и настроена не на то, чтобы зарабатывать на существование, а на то, чтобы получить пособие по безработице или «числиться» на работе, которая не обеспечивает минимального уровня жизни. Параллельно эта категория людей трудоспособного возраста занимается браконьерством различного масштаба, криминализируется, а иногда просто деградирует, вместо того, чтобы пытаться сформировать свой маленький бизнес и самостоятельно, без оглядок на государство, обеспечивать себя и свою семью материальными благами. Но ведь и государство, кроме формирования дополнительных органов власти «по развитию малого и среднего бизнеса» не принимает всех необходимых мер по облегчению налогового бремени «новым» малым предприятиям, возможности получить доступные кредиты в банках, землю под строительство и т. п.

Дальневосточников сегодня интересует уже не сама программа борьбы с бедностью, а лежащая под нею доктрина, представление о «противнике», динамике процессов, масштабе явления – все то, что можно определить как интеллектуальный инструментарий разработчиков этой программы. Ведь неолиберал А. Чубайс писал в своей «теоретической» разработке в марте 1990 года: «К числу ближайших социальных последствий ускоренной рыночной реформы относятся: общее снижение уровня жизни; рост дифференциации цен и доходов населения: возникновение массовой безработицы… Население должно четко усвоить, что правительство не гарантирует место работы и уровень жизни, а гарантирует только саму жизнь. …На время проведения реформы (или, по крайней мере, ее решающих этапов) потребуется чрезвычайно антизабастовочное законодательство. …Следует ожидать ускоренной институционализации неолиберальной экономико-политической идеологии, политической основой которой станет часть нынешних демократических сил…».

Со времени начала реализации реформ неолибералов прошло более 20 лет. В конечном итоге сегодня нужны ответы на простые вопросы: «На какой мировоззренческой платформе предполагается вести осмысление бедности и борьбу с нею?» «Рассматривают ли сегодняшние реформаторы проблему бедности дальневосточников в русле мышления, заданного на первом этапе реформы – или они принципиально отходят от постулатов и логики 90-х годов?».

«Если отходят от этих постулатов, то какова идеология и стратегия вновь созданной «бригады» инновационного развития ДФО на период до 2025 года?».

История развития Дальнего Востока РФ показывает, что для качественного экономического роста, наряду с введением преференций для потенциальных инвесторов, необходимо формирование социально-экономических преимуществ для проживающего здесь населения, т. е. создание повышенных стандартов качества жизни. Сдерживающим для Дальнего Востока России фактором сохранения местного населения и закрепления мигрантов является неудовлетворительное решение проблемы бедности работающего населения, а также отсутствие отвечающей современным требованиям социальной инфраструктуры, высокой транспортной мобильности, расширенной доступности к социальным благам и услугам.

Положение усугубляется тем, что в России, и в особенности на Дальнем Востоке, сформировалась депопуляция, то есть фактическое вымирание населения. Об этом было заявлено учеными на первом международном форуме «Качество жизни: содружество науки, власти, бизнеса и общества». Одномоментная потеря дальневосточниками десятилетиями создававшейся и ставшей неотъемлемой частью образа жизни системы льгот и привилегий, ощущения социальной элитарности, своей особой значимости для страны привела к острому психологическому шоку. Этот шок усугубился резким ростом стоимости жизни и снижением реальных доходов.

Следует отметить, что показатели уровня и качества жизни населения призваны отражать степень развития социально-экономических отношений. Реальная же экономическая ситуация в Дальневосточном федеральном округе во втором десятилетии XXI века остается сложной. Многие важные промышленные отрасли находятся в состоянии упадка. Уровень зарегистрированной безработицы выше среднего по России.

Несмотря на снижение доли населения, имеющего доход ниже прожиточного минимума, уровень бедности в субъектах ДФО превышает показатель Российской Федерации от 1,9 раза в Амурской области до 1,5 раз – в Еврейской автономной области, Приморском крае, Республике Саха (Якутия) (рис. 5).

В целом динамика уровня бедности, индикаторы доходов и неравенства по доходам показывают существенное улучшение ситуации в регионах Дальнего Востока, но сохраняющийся миграционный отток населения служит подтверждением того, что далеко не все так благополучно. Кроме того, основным механизмом заметного улучшения при относительно медленном экономическом росте может быть только масштабная перераспределительная политика государства.

Крайняя бедность вряд ли сокращается столь же быстро, так как регион отличается повышенной концентрацией населения с маргинальным образом жизни: лиц без определенного места жительства, безработных, утративших мотивацию к труду, представителей коренных малочисленных народов, не имеющих стабильных источников дохода, и т. д. Но при относительной достоверности статистики доходов сложно даже экспертно оценить уровень крайней бедности.

Рис. 5. Уровень бедности в субъектах ДФО в 2000–2009 гг. (%)

Особенно следует выделить многочисленные проблемы села: высокий уровень безработицы (более 11-15 % в большинстве субъектов РФ ДФО), низкие заработки, минимальную доступность социальных услуг, неукорененность населения, большая часть которого мигранты предыдущих десятилетий. Все эти проблемы превращают сельскую местность Дальнего Востока в большую депрессивную зону с маргинальным населением.

Несмотря на то, что уровень среднедушевых денежных доходов дальневосточников превышает среднероссийский (по итогам 2010 г. – на 10,2 %), покупательная способность доходов намного ниже, чем в центральной полосе России и РФ. В 2010 г. покупательная способность для населения трудоспобного возраста превышала среднероссийский уровень только в ЧАО, Магаданской и Сахалинской областях – 4,7, 4,4 и 4,0 против 3,6 в РФ, а в Хабаровском крае она составила 2,79, ЕАО – 3,09, Амурской области – 3,18. Для лиц пенсионного возраста уровень покупательной способности превышал среднероссийский уровень только в Магаданской области – 1,65 против 1,62 (РФ) при минимальном уровне в Камчатском крае – 1,15.

Если сравнивать покупательную способность денежных доходов населения по отдельным продуктам питания, то объем продуктов, которые может позволить себе житель Дальнего Востока РФ значительно скромнее, чем у среднего россиянина. Преимущество у дальневосточников имеется только по одной позиции – замороженной рыбе (в целом, по России на среднедушевой номинальный доход можно приобрести 215 кг, тогда как в ДФО – 282 кг). Суровые климатические условия и продолжительный холодный период обусловливают необходимость особого характера питания с преимущественным упором на белковую пищу. В целом, по ДФО приобретение продуктов питания занимает 32,8 % от общего объема потребительских расходов.

ДФО отличается низкокачественным жилищным фондом как результат его освоения с минимальными затратами. В результате доля ветхого и аварийного жилья в половине регионов ДФО в 2-4,5 раза выше средней по стране: более 6 % жилого фонда в городах и населенных пунктах Дальнего Востока РФ находятся в ветхом (4,8 %) и аварийном (1,5 %) состоянии, в то время как по России в целом этот показатель едва превышает 3 %. Эта проблема особенно остра для северных районов зоны БАМа, где возводилось в основном временное жилье, которое в настоящее время имеет высокий износ. Степень износа основных фондов по коммунальным предприятиям Дальнего Востока РФ достигает в отдельных местностях 65-70 %, что существенно ухудшает условия комфортного проживания и создает дополнительную финансовую нагрузку как на потребительские бюджеты домашних хозяйств, так и на региональные бюджеты, которые вынуждены принимать экстренные меры по поддержанию жилого фонда и коммунальной инфраструктуры в минимальном функциональном состоянии.

Более высокий уровень цен и тарифов на Дальнем Востоке РФ, а также их ежегодное повышение обусловливают рост удельного веса расходов населения на оплату жилищно-коммунальных услуг, который в ДФО выше, чем в среднем по России. Если россиянин тратит на содержание жилья и оплату коммунальных услуг, в среднем, 11,3 % от общей суммы потребительских расходов, то житель Дальнего Востока РФ – 12,2 %. При этом, уровень возмещения населением затрат предприятиям ЖКХ по предоставлению жилищно-коммунальных услуг в ДФО значительно ниже и составляет всего 74 % против 91 % в целом по России. ДФО также лидирует по снижению площади построенного жилья: за период 1990–2004 гг. построено в 4,7 раза меньше, 1990–2008 гг. – в 2,75 раза.

Причем основная часть жилья ДФО строится в Республике Саха (Якутия).

Но даже в этих сложных условиях в эксплуатацию ежегодно вводится всего 0,20-0,25 м2 на человека, что в 4 раза меньше, чем требуется по нормативу. Высокий износ жилых домов, сохранение ветхого и аварийного жилья, низкие темпы жилищного строительства способствуют росту расходов населения, которое вынуждено поддерживать жилищные объекты в пригодном для жизни состоянии. При этом, нагрузка на население по ремонту и содержанию жилья постоянно увеличивается, чему способствуют не только накопившиеся проблемы в жилищно-коммунальном хозяйстве, но и общее сокращение населения.

Трудовые ресурсы в условиях рынка. В условиях вхождения России в ВТО в 2012 г. большое значение для экономического развития территорий ДФО сегодня имеют миграционные процессы. В 2006 г. на Дальнем Востоке России впервые за 2000-е гг. проявились признаки обострения ситуации на рынке труда, вызванные спадом численности именно трудоспособного населения, при этом происходившие в фазе экономического роста в большинстве федеральных округов. В последующие годы тенденции снижения численности трудоспособного населения продолжились.

В силу своих возрастных и поведенческих особенностей, а также общественных потребностей принимающей стороны миграционная компонента воспроизводства населения призвана восполнять именно эту «недостачу». Однако заместить начавшуюся и увеличившуюся естественную убыль именно трудоспособной части населения миграцией, по крайней мере, ее зарегистрированной частью, в противоположность общей динамике численности населения становится все труднее. Статистические оценки миграционных процессов в России и странах бывшего СССР весьма затруднительны, поскольку численность международных мигрантов рассчитывалась как сумма двух слагаемых. Первое слагаемое – это число лиц, проживающих на момент Всесоюзной переписи населения 1989 г. на территории одной республики, но родившихся в другой. Второе слагаемое – сумма ежегодных потоков между бывшими союзными республиками за период с 1990 по 2000 г.

Происходящие в последние годы геополитические перемены заставили вернуться к основам миграционной статистики и ответить на поставленные жизнью вопросы: каким образом исчислять объемы накопленной миграции между частями некогда единых стран, относить ли таких мигрантов к числу международных и т. д. Не так давно Отдел народонаселения ООН опубликовал отчет, в котором говорилось следующее: США являются крупнейшим реципиентом международных мигрантов, имея 35 млн постоянно проживающих мигрантов на своей территории в 2000 г. За ними следуют Российская Федерация (13 млн), Германия (7 млн), Украина, Франция и Индия.10 По мнению многих специалистов, процессы международной миграции в современных условиях будут только расти.

В этой связи, очень важной была бы оценка миграционных тенденций внутри России, в частности перспективы миграции из центральных округов в ДФО. Переезд в Восточную Сибирь и на Дальний Восток обозначается во многих современных государственных документах как необходимый шаг в политике «нового освоения Сибири и Дальнего Востока»12, но проведенный анализ показал, что для безработных европейской части страны переезд на Дальний Восток абсолютно непривлекателен. Если средний уровень запрашиваемой зарплаты для «вообще переселения» в другой регион страны составил 38,1 тыс. рублей (текущий уровень зарплаты для среднего респондента – 9,6 тыс. рублей), то для переселения в Восточную Сибирь и на Дальний Восток – 66,1 тыс. рублей.

Что же относительно мигрантов из-за рубежа (Китай, Северная Корея, Вьетнам и некоторые республики бывшего СССР), то основные сферы деятельности легально трудоустроенных лиц меняются в небольшой степени – это строительство и торговля. По статистике в них занято почти 2/3 мигрантов. Данные выборочных обследований мигрантов позволяют утверждать, что реальная значимость этих двух отраслей, а также сферы услуг может быть даже несколько больше, чем официально фиксируемая, так как именно в этих отраслях выше доля нелегальных мигрантов.

В действительности в последние годы приток, например, китайских мигрантов наблюдается в непроизводственные отрасли: торговлю и обслуживание населения. Именно здесь превалируют предприятия негосударственного сектора – мелкие и средние, большая часть деятельности которых уходит в теневую экономику. Таким образом, сложились два самостоятельных рынка труда – контролируемый государственный и неконтролируемый «скрытый» рынок, где находят применение нелегальные китайские мигранты. Многие зарегистрированные китайские компании служат официальным прикрытием для теневой деятельности, так как их сотрудники занимаются деятельностью, не имеющей ничего общего с продекларированной в уставах.

По мнению экспертов, полностью переносить на китайских мигрантов ответственность за криминальную, санитарно-эпидемиологическую обстановку, социальную напряженность и экономический кризис на Дальнем Востоке в целом нельзя. Хотя негативные последствия их деятельности очевидны. Однако основой региональных проблем является коррумпированность местных администраций, представителей силовых органов, контролирующих инстанций и служб, а также экономический интерес местных предпринимателей, использующих дешевую рабочую силу. Немалую лепту в формирование проблем вносит и заинтересованность обнищавшего населения в приобретении дешевых китайских товаров и услуг и всеобщая неразбериха в виде слабого миграционного контроля, направленного на регулирование привлечения и использования иностранной рабочей силы.

В условиях формирующейся рыночной экономики собственникам предприятий и бизнес структур для минимизации издержек выгодно завозить дешевые трудовые ресурсы из сопредельных Дальнему Востоку стран АТР (Китай, Северная Корея и Вьетнам), не неся обременительных обязательств по их социальному обеспечению, медицинскому страхованию и др.15 Естественно, в краткосрочной перспективе поддерживать и развивать собственные трудовые ресурсы и их качество региональному бизнесу пока невыгодно. Однако в отдаленной перспективе без этих издержек не обойтись, поскольку экономическое диверсификационное развитие региона в условиях нарастающей конкуренции на рынках АТР потребует трудовые ресурсы более высокого качества, чем качество ввозимых в настоящее время.

Что же относительно эмиграции с Дальнего Востока, то ее реальные масштабы, к сожалению, учитываются слабо. В статистике временной трудовой миграции за границу присутствуют в основном моряки, трудоустраивающиеся на суда Либерии, Антигуа и Барбуды или Мальты. Через статистику выбытий, публикуемую Росстатом, проходят только выезды на ПМЖ, которых год от года становится все меньше, возрастная структура таких потоков стареет, этнический профиль все более размывается (нееврейский, как это было в начале 1990х гг.17 и ненемецкий, каким он являлся во второй половине 1990-х – начале 2000-х гг.18, а смешанный, с русской доминантой). Квалифицированные специалисты уезжают сейчас в основном по рабочим визам, эти визы не попадают в статистику выездов на постоянное место жительства. Кроме того, выезжающие в США по грин-картам довольно часто сохраняют российское гражданство. То же порой относится и к гражданам России, переселяющимся в Китай.

В условиях высоких цен на недвижимость в субъектах РФ ДФО, сложившихся в последние годы, и при необязательности требований принимающих сторон доказать отсутствие источников для существования граждан российского происхождения, некоторые граждане России переезжают на постоянное место жительства в КНР и Южную Корею, в такие города, как Хэйхэ, Тунцзян, Хэган, Харбин, Пусан и др. Эти эмигранты-дальневосточники из приграничных городов – Биробиджана, Благовещенска, Владивостока, Уссурийска, Хабаровска и др., предпочитают сдавать в аренду свое жилье и не сниматься с учета по месту жительства в России. Эти, пока немногочисленные случаи, не имеют отчетливого тренда к росту, однако «тонкость» данного вопроса требует пристального изучения, поскольку одна часть из этих «переселенцев» являются российскими пенсионерами, а другая – лица трудоспособного возраста, принимающие участие в приграничных экономических процессах. Именно это часть «переселенцев» довольно часто вступает в брачные отношения, формируяпредпосылки для организации семейного бизнеса. Таким образом, интеграционные процессы даже за пределами экономики региона, довольно часто стихийно, на бытовом уровне начались.

В этой связи, основная цель экономической интеграции российского Дальнего Востока в АТР может быть определена как создание в перспективе интегрированного экономического пространства с экономиками сопредельных стран и территорий Восточной Азии.19 Учитывая, что подобная задача ставится впервые, необходима смена парадигмы стратегического развития Дальнего Востока. Суть этого изменения заключается в том, что Россия в начале нынешнего столетия должна ускоренными темпами интегрироваться в АТР через дальневосточные территории. При этом геополитическая роль региона, заключавшаяся в преимущественно народнохозяйственной специализации на внутреннем рынке и обеспечении военно-политического присутствия в АТР, должна претерпеть определенные изменения.20

Для Дальнего Востока его богатый природно-ресурсный потенциал всегда рассматривался в качестве естественной основы экономической деятельности. Поэтому ориентация региона на сырьевой тип представлялась естественным путем развития. Однако, учитывая экономико-географическое положение ДФО, сложившуюся в нем производственную структуру, проблемы обеспечения финансовых ресурсов развития, а также реалии советской экономики на востоке формировался ресурсный тип развития региона, подчиненный глобальным общегосударственным целям. В результате в регионе сложился «колониальный» тип экономики и поэтому вопрос формирования стратегии развития Дальнего Востока и выбора наиболее эффективного пути развития постоянно дискутировался. В зависимости от ситуации в регионе и в стране в целом время от времени на первый план выдвигались проблемы индустриального развития региона и даже его переспециализации (Заусаев В.К. и соавт., 1999).

Общеэкономический кризис, распад СССР и вместе с ним централизованной системы планирования и управления привели к тому, что последствия политических и социально-экономических реформ оказали значительное негативное влияние на население Дальнего Востока. Неконтролируемый рост цен на товары и услуги, опережающий уровень заработной платы, рост стоимости коммунальных услуг, транспортных тарифов и др. привели к снижению общего жизненного уровня населения. В регионе накопилась так называемая «социальная усталость». Результатом стало увеличение миграции населения, в своем большинстве – за пределы ДФО и «потеря» более полутора миллионов населения. Для Дальнего Востока России эти показатели носят катастрофический характер, т. к. это потери макрорегионом одного из важнейших видов экономических ресурсов – трудовых, и, следовательно, ограничение возможных вариантов развития региона в будущем (Заусаев В.К., Быстрицкий С.П., Мотрич Е.Л., 2007). Одновременно с миграцией (в первую очередь, социально и экономически активного населения) выросла заболеваемость, смертность и инвалидизация населения Дальнего Востока, что и еще более ухудшает и без того тяжелую ситуацию с собственными трудовыми ресурсами (Пригорнев В.Б. с соавт., 2003).

Социальный груз роста заболеваемости, смертности, инвалидности, увеличения удельного веса людей старше трудоспособного возраста в структуре населения – это стимуляторы ввоза трудовых ресурсов из-за рубежа. И наиболее простым вариантом решения проблемы дефицита рабочей силы авторам различных программ развития Дальнего Востока России видится китайская иммиграция. Это тем более важно, что особенности территорий накладывают свой отпечаток на состояние здоровья проживающего здесь населения. В суровых климатических условиях Сибири и Севера Дальнего Востока по сравнению с другими климатическими зонами многие заболевания характеризуются более ранним началом, неспецифичностью симптоматики, большей распространенностью нарушений функционального состояния организма. Сам по себе климат северного региона и воздействие на человека множества присущих ему факторов требуют от человека высокого физиологического и социального напряжения (Овчаров В.К., 1999; Максимов Е.К. и соавт., 2000; Дьяченко В.Г. и соавт.,2001).

В то же время, за последние двадцать лет НИОКР, посвященных изучению состояния здоровья пришлого населения ДФО и возможностей его адаптации, проведено не было. Не было сделано и других попыток системного комплексного изучения влияния климато-географических и социальногигиенических условий проживания населения в Дальневосточном федеральном округе. Тем более, что властям региона в последние годы было не до стратегического планирования, все ресурсы были направлены на выживание.

По мнению заместителя директора ИЭИ ДВО РАН проф. С.Н. Леонова в рамках реализации опережающей стратегии развития Дальнего Востока России могут быть выделены два основных сценария, условно идентифицируемые как ресурсно-транзитный (инерционный) и инновационно-освоенческий. При этом предполагается, что реально экономическое развитие ДФО может осуществляться по некоторому промежуточному варианту, концентрирующему в себе отдельные особенности обоих вышеуказанных сценариев.

Следует отметить, что инновационно-освоенческий сценарий более привлекательный с точки зрения позитивного изменения качества роста ВРП Дальнего Востока (2,9 раза за период 2007–2020 гг. и 2 раза за период 2021–2030 гг.). Согласно этому сценарию в северной зоне ДФО предусматривается возможность перехода к вахтовому освоению и эксплуатации природных ресурсов и самой территории. Это позволит реально снизить социальную и коммунальную нагрузку на наиболее уязвимую северную зону региона и на его бюджетную систему, одновременно увеличив эффективность и комфортность освоения ресурсов Дальнего Востока России.

Переход к вахтовому способу развития природно-ресурсного сектора предполагает формирование в ДФО системы опорных городов с выведением коммунальных, культурных, образовательных, медицинских, экологических условий проживания в них на уровень лучших международных стандартов. Первая очередь опорных городов будет представлена городами Владивосток, Хабаровск, Биробиджан. Вторая «очередь» может включать города Благовещенск, Якутск, Петропавловск-Камчатский, Комсомольск-на-Амуре, ЮжноСахалинск, Магадан, Находка. Развитие мощной системы опорных городов в регионе, дополненное многоотраслевой транспортной инфраструктурой, отвечает концепции формирования Амурской промышленно-сервисной дуги в южной части тихоокеанской России. Мультипликативный эффект для инновационного развития региона может обеспечить мобилизация внешнеэкономических связей Дальнего Востока в части формирования производственнокооперационных и инвестиционных зон приграничного сотрудничества в форме технопарков, зон свободной торговли и специальных экономических зон.

Реализация названной концепции учитывает, что фактически именно юг Дальнего Востока обладает всеми основными элементами механизма генерации инноваций: вузовская система; фундаментальная и прикладная наука; исследования и разработки; инфраструктура и др. Существующие потенциальные инновационные центры юга Дальнего Востока (Хабаровск, Комсомольск, Владивосток) – это «старые» центры, созданные до кризиса 1990-х годов, в советское время. Здесь же сосредоточены основные школы подготовки кадров. Специализация научных центров близка к отраслевой структуре высокотехнологического оборонно-промышленного комплекса. Именно в них или рядом с ними будет продолжено создание особых экономических зон технико-внедренческого типа, технопарков и бизнес-инкубаторов.

Таким образом, исходя из поставленных концепцией инновационного развития региона задач, в качестве основного сценария экономического развития Дальнего Востока России следует рассматривать инновационноосвоенческий сценарий. Поэтому в целях сохранения, восстановления и роста численности населения в стратегическом плане необходима реальная активизация экономической и социальной жизни региона. Для его реализации необходимо формирование государственных гарантий по повышенным нормативам воспроизводства человека, его здоровья, образовательных и духовных потребностей, соответствующих региональной специфике в сочетании с четкой протекционистской политикой. В противном случае при самом высоком уровне внутренних и внешних инвестиций в развитие региона их эффективность будет минимальной, а территории ДФО будут все дальше и дальше отдаляться от центральной России.