Специфические качества человека.

Часть 1.

Начнем, «разбор полетов» не с любви, а от свободы. Поскольку именно свобода, не любовь, как может показаться, внесла наибольшие коррективы в сексуальную инстинктивную деятельность человека. В любви, как свойстве человека, мужчины и женщины равны, а вот в проявлении любви, а главное при взаимодействии любви с инстинктом сексуальным, равноправие возникло лишь с проявлением свободы и весьма забавно видоизменила поведенческий стереотип в человеческом сообществе. В досвободную эпоху, самец, он еще не мужчина, приобретал себе подругу разгоняя соперников, любым доступным способом и «подруги» совокуплялись с «победителем» без особых претензий и раздумий. В те времена самка, еще не женщина, скорее всего, действительна была человеком второго сорта. Самец, как более сильный решал все вопросы, и сексуальные в том числе, по своему разумению. Но когда человек прямоходящий или умелый действительно стал Человеком, когда его разум, а с ним и другие качества достигли соответствующего званию Человека уровня, все изменилось.

Кстати, библейский миф и не он один, повествующий о создании человека намекает, мол, женщина «полученная» из ребра, есть лишь приложение, в лучшем случае «помощник», «подобный» или «соответственный». Это, как раз о времени, досвободном. Но уже несколько строк ниже сказано: «и прилепится к жене своей; и будут одна плоть». А это уже равноправие.

Когда человек обрел, ощутил, в общем, еще не осознанно, свободу, как качество свое неотемлимое, сексуально-инстинктивные вопросы, а затем и все прочие, мужчина и женщина стали решать сообща. Более того, женщина приобрела право решающего голоса в выборе сопостельника. Если самка, вполне пассивно, уступала себя самцу-победителю, овладевшему территорией и соответственно пищевыми ресурсами необходимыми для прокормления потомства, то мотивация женщины в выборе сексуального объекта приобрела изящные или изощренные формы. Самцы, как правило, привлекают самок пестротой оперения, сладким пением, ветвистостью рогов и прочими достоинствами и самкам этих атрибутов пола достаточно. Когда человек стал человеком женщинам вторичных половых признаков, да и первичных тоже, оказалось мало. Женщина, отдаваясь мужчине, желает получить, не осознанно конечно, еще и компенсацию за риск связанный с возможной беременностью и родовые муки. И эта компенсация есть удовлетворения сексуального инстинкта, то есть, страсти. Для того, она страсть и была природой дана, чтобы ее удовлетворять. Страсть не желание, которое можно и безболезненно и безопасно для организма подавить. Страсть требует умиротворения, иначе она разрушает организм, деформирует и психику, и физиологию человека.

Многое изменилось с тех доисторических пор, когда мужчина-самец тыкал пальцем в женщин-самок или как то иначе определял свой выбор, мол, ты, ты и ты: «В койку». Специфические человеческие качества позволили делать выбор не только мужчинам, даже наоборот, в первую очередь женщинам. И до сих пор, мужчины лишь предлагают себя, но выбор делают женщины, разумеется, в относительно цивилизованном обществе. Можно сказать, в сообществах разумных, решение принимают женщины. Конечно, сей процесс обременен самыми разнообразными деталями и ритуалами, но в целом отдаваться претенденту или нет, решает женщина. О патологии мы не говорим. В некотором смысле у природы появился действительно «помощник», весьма строго контролирующий качество естественного отбора. Благосклонность женщины приходится завоевывать, соответствовать некоторым женским представлениям формируемым отчасти социальной средой. И все-таки женщина, как правило, сама, делает выбор, по крайней мере, в настоящее время. А также, делала выбор в эпоху именуемую теперь матриархатом. Возникновение матриархата, в общем, и связано с правом женщины выбирать себе возлюбленного. Очеловечиваясь, племя людей в первую очередь организовывало сексуальные отношения, как наиважнейшие, а лишь затем все прочие. Воевали люди тогда не часто, всем хватало места под солнцем и луною, а естественных врагов у человека в природе практически нет. Ресурсов пищевых у перволюдей было хоть отбавляй, вообще, версия, что первопредки наши мерзли, голодали, трепетали от страха или иным способом прозябали на лоне природы, скажем мягко, ошибочна. Она возникла из гордыни цивилизации считающей теплой унитаз главным критерием культуры общества, а его отсутствие варварством и дикостью.

Попробуем представить, как чувствовал себя первобытный человек без быта или почти без быта, который всех сейчас заедает. Он такой же как мы, разве что, меньше мыт и нерасчесан, зато прекрасно адаптирован к внешним условиям. Хорошо разбирается, как и положено, дитю природы в запахах и следах, отличает съедобное от ядовитого, как и все дикие звери. Повадки и уловки, последних ему также известны, и вообще, все, что «знают» и чувствуют меньшие братья ему понятно. Но кроме этого, он еще и мыслит, почти, как мы сегодня, осмелюсь предположить, нередко лучше. Ни один хищник специально на человека не охотится, разве случайно, а для человека, сделавшего первый шаг к цивилизации пищи более чем достаточно. На Чукотку и в Сахару люди пришли позднее, родина человека где-то в тропиках, по крайней мере, в местах теплых и сытных, где согревающая тело растительность без надобности. А «страшные» когти и зубы острые, без которых, как утверждают сторонники безрадостного человеческого прошлого, невозможно было выжить в естественных экстремальных условиях, заменялись бурно развивающимся интеллектом. Впрочем, и звери не всегда имеют в арсенале кусательно-царапающие инструменты и ничего живут. Да и экстремальность внешней среды несколько преувеличена и является таковой по большей части в перегруженном бытовыми заботами цивилизованном воображении. Не напрасно существуют легенды и мифы, в том числе и библейские о легком и беззаботном прошлом человечества, когда люди жили как боги или почти как боги, в райском саду с единственной рекомендацией, плодится и размножатся, что собственно они и делали. А большая часть ископаемой материальной культуры в виде каменных топоров и прочей утвари, явилось результатом не обстоятельств и необходимости, но исключительно возможности человека к сотворению. У зверушек такой способности, к творчеству, к деятельности планомерной и целенаправленной нет, а у человека есть, он ей и воспользовался, способностью, возможностью своей. А куда было деваться? Да и делать особенно было нечего, кроме как плодится и размножаться, мероприятие серьезное, но, тем не менее, весь досуг не заполняющее.

Так что, не следует жалеть первопредков наших, как несчастных и дрожащих тварей, они были не хуже нас, а в иных категориях, пожалуй, и лучше, естественней, свободней, справедливей, поскольку следовали по зову сердца своего и за инстинктом, а не по законам или правилам, как мы. Существовали, несомненно, райские времена гармоничного пребывания человека в содружестве и сотрудничестве с природой его взрастившей. Почти у каждого народа есть мифологические намеки на этот счастливый период. И не станет «тварь дрожащая» рисовать не стене пещеры антилопу или мамонта, вырезать узоры на бивне или другим образом художничать, на такое лишь свободный человек способен. Другое дело, что сохранялись творения древних мастеров не важно, но производил их человек по двум причинам, потому что мог, способен был и потому что красиво, в общем, как и сейчас.

Когда возникла сексуальность, когда взаимоотношения людей приобрели человеческие качества, когда проблема сексуального выбора перестала являться только мужской функцией, женщины естественным образом перехватили инициативу у мужчин. Так сформировался матриархат, некоторое первенство, главенство женщины в племени людей. И возник этот женский приоритет не потому что, женщина поддерживала огонь или раздавала пищу, хранила припасы, вообще, занималась хозяйством и даже не потому, что рожала детей, это вторично. Но, прежде всего потому, что выбирала, определяла, кому отдаться, а кому немного погулять. В такой ситуации, волей неволей мужчине приходилось демонстрировать лучшие свои качества, а женщина неспешно взяла в свои руки решение практически всех насущных вопросов сообщества. Естественно, женщины отдавались лучшим мужчинам с их точки зрения, что позволяет вознести женщинам хвалу и славу, как организаторам и главным участникам, естественного отбора, помимо матери-природы, выпестовавшего современное человечество. Мужчины, естественно, движимые инстинктивной страстью, дабы завоевать благосклонность женщины, научились, а куда деваться, проявлять галантность, быть и рыцарями и джентльменами, выражать восхищение и преклонение. Отдельные рудименты подобного отношения еще иногда встречаются в обществе современном.

Позднее, когда женщину вернули на прежнее второстепенное место, когда в сообществе людском вопросы собственности стали определяющими, когда мужчина пожелал свое имущество передавать не кому ни попадя, а собственным детям, матриархат умер. Женщину вновь возвели в ранг «помощника» и передали в собственность мужчины, мужа, отца, брата. Но некоторая сентиментальность в отношении женщины сохранилась, несмотря на многовековые унижения и обвинения в смертных грехах. Женщинам все еще посвящают подвиги и творения, женщинам продолжают иногда делать подарки. Вообще, все, что мужчины делают, в какую бы риторику они не обряжали мотивы своих поступков – все это для привлечения внимания, для возможности обладания женщинами.

Отчего такое противоречивое отношения к женщине? С одной стороны – восторги и стихи, с другой – проклятья, инквизиторские костры и явный половой расизм? Причины восторгов – рудимент матриархата, последствие страстного инстинктивного желания мужчины. Но именно оно и является причиной всевозможных проклятий и уничижения. Не все мужчины, как и женщины, ощущают страстность в равной мере. Если отвлечься в рассуждениях от некоторых деталей, можно представить следующую схему. Мужчины в юности и по молодости желают и, как правило, желают страстно. Женщины также, но все же несколько спокойней, особенно это касается непосредственно секса. Повзрослев и распробовав этот увлекательный процесс, женщины и мужчины существенно меняют свое отношение к нему. Подчеркнем, это рассуждение – только схема, общее правило – возможны многообразные вариации. Женщина, поупражнявшись и, как правило, родив, начинает ощущать, а потом все более укрепляться в мнении, что секс – дело хорошее: он и настроение создает, и здоровье укрепляет и оттого крайне притягателен. Мужчины, наоборот, в большей своей массе, испытав свои способности в этом деликатном деле, уясняют, что секс – мероприятие неплохое, но столько трудится для удовлетворения женской страстности обременительно и слишком хлопотно. Мужчине, действительно, приходиться трудиться, проявлять и нежность, и воображение, и прочие не худшие свои качества, дабы и завладеть женщиной, и умиротворить ее страстность. Человек, же прямо скажем, не муравей и не пчелка рабочая – трудолюбием не отличается, вернее, бескорыстным трудолюбием. На работе, службе – понятно, там из-под палки или за деньги, а на брачном ложе? Мужчине требуется серьезная мотивация для того, чтобы он желал умиротворить не только и не столько свое желание, но и женское. Далеко не все мужчины этой мотивацией обладают либо имеют такую возможность, чисто физически, физиологически. Секс, как известно, требует приличного здоровья и существенных энергозатрат от обоих участников. Но от мужчины и больше, и несколько иначе, чем от женщины. К здоровью мы еще вернемся, а пока отметим наличие конфликта между мужским и женским хочу и могу. Равноправие в выборе не привело и не могло привести к равноправию возможностей и результата. Оттого существует диспропорция в сексуальных отношениях между мужчинами и женщинами. Во времена матриархата, когда вопросы собственности не являлись определяющими, женщины правили всем, исходя из своих сексуальных притязаний, представлений и желаний. Затем мужчины вспомнили о праве сильного и без долгих раздумий ограничили права женщин и монополизировали выбор. Но они не могли лишить женщину страстности, да и себя, кстати, тоже, подчинив прагматичному распорядку все человеческие взаимоотношения. Женская страстность в самых неожиданных местах пробивается, как стебелек из-под асфальта и требует от мужчины: давай, уж будь любезен. Такова природа женщины, так «задумано» эволюцией и создателем.

Но мужчины, как более динамичная часть человечества заняты то войной, то охотой, то карьерой, то еще чем-нибудь – женские притязания и потребности в инстинктивной, сексуальной сфере их занимают мало. Женщины же за умиротворением своей потребности обращаются, как это ни странно, не к создателю, а к мужчине. Последних эти призывы нередко раздражают, отвлекают от более серьезных занятий, выводят из равновесия и так далее. Поэтому мужчины с легкой руки первых идеологов человечества, вероятно, не очень сексоспособных субъектов, обозначили женщину источником соблазнов. Теоретики полового расизма не интересовались истиной – им важнее было скрыть свою сексуальную немощность, а клевета, как известно – лучший способ дискредитации, потому что ее невозможно опровергнуть, в этом ее принципиальное отличие от всех иных уничижительных мероприятий.

Проблема заключается в неодинаковом сексуальном потенциале у мужчин и женщин, в их несхожей мотивации, в абсолютно разном уровне испытываемого ими наслаждения. В матриархальные времена, впрочем, как и сегодня, женщины одним им известным чутьем определяли: этот мужчина даст ей то, что она хочет в сексуальном смысле, а вот этот не сможет или не захочет, или хворый, или ленивый – в общем, не годиться. Мужчины стремились участи последних избежать. В результате человечество выпестовало лучшие свои качества: достоинство, честь, благородство и тому подобное, которые не смог уничтожить патриархальный период.

Началось же все в райском саду, когда Ева предложила Адаму вкусить плода с древа познания добра и зла. Мифы и легенды, как известно, фактами небогаты: в них больше символов, смыл которых не легко поддается расшифровке. Но мы все же попробуем кое в чем разобраться. Ева предлагает Адаму нарушить некий запрет, табу. Вопрос в том, что нельзя было делать первым людям и почему идея проступка исходила женщины? Все у ребят в раю было хорошо, лишь запрещалось им под страхом смерти потреблять плоды неизвестного нам древа. Но Ева запрет нарушила и вкусила – и ей понравилось, да так понравилось, что она поделилась с Адамом. Он вроде бы как одобрил и не умерли они, но узнали, что смертны и что наги. Примерно так, в вольной форме можно изложить доисторическое происшествие. Примечательно, что смерть, точнее знание о личной смерти, тесно переплетается с осознанием наготы, что всегда есть и будет символом сексуальности. Ничего не напоминает? Похоже на «легализацию» инстинктивных программ сохранения себя и продления себя. Именно так и произошло: человек увидел, ощутил свое обнаженное тело как интимный призыв к продлению себя, а параллельно осознал, что смертен и что себя необходимо сохранять. То есть, первые люди стали ощущать себя как мы сейчас: смертными и сексуальными. Животные, наверняка, не осознают конечности своего существа и не испытывают таких сексуальных притязаний как человек. Выше говорилось, что инстинктивные системы продления и сохранения в человеке «работают» в паре, тесно взаимодействуя, формируя таким образом и поведенческие мотивы, и алгоритм обмена веществ, и психо-эмоциональное состояние личности.

Так что же такое они съели, что вкусили, раз стали знающими, как боги, но в то же время смертными, как люди? Во-первых, как мы уже отметили, они поняли, что сексуальны и конечны. Это знание есть некая проекция инстинктивных, плохо вербализируемых, осмысляемых программ в нашем сознании. Инстинкт нельзя осмыслить, его можно лишь ощущать. С этим ничего не поделаешь: разные уровни, несовместимое программное обеспечение. Во-вторых, и это важнее первого, люди посчитали себя критерием истины. Человек решил, что он – мера всех вещей. Мол, что хорошо для человека – то хорошо в принципе, а что плохо – то само по себе негодно. В этом заключается главное человеческое заблуждение, которое определило всю последующую историю.

В библейской истории Адам и Ева позволили себе критически отнестись к творческой деятельности создателя или матушки-природы. И легко, не обременяя себя лишними сомнениями, разделили вещи, события, обстоятельства – все на плохое или хорошее, относительно самих себя. Любой природный объект, все, что попадалось им на глаза или в рот, ощущалось носом или телом, даже то, что представлялось воображению, рассматривалось с моральной точки зрения, как полезное или вредное, приятное или другое, красивое или безобразное, проще говоря, как добро для человека или зло для него. Примерно таким же образом человечество и единички, его составляющие, воспринимают мир и по сей день.

А как все хорошо начиналось в райском саду! Пищи вдоволь, врагов нет, плодись и размножайся вволю. Пожалуй, лишь одноклеточным создатель-эволюция предложила столь льготные условия существования. Да и то явила одноклеточных в разнообразии видов для конкуренции друг с другом, а человек был один! И не только лучше других приспособлен к внешней среде, а практически независим от нее.

Так что, поедание запретных плодов можно считать символическим описанием процесса вызревания и становления человека как существа нравственного, способного оценивать и определять «что такое хорошо, а что такое плохо». Заблуждением человека явилось некоторая односторонность, однобокость оценок: он все или почти все стал воспринимать относительного собственного «Я». Такое заблуждение возникло оттого, что осознание своей личности, ее бесценности несколько опережало понимание справедливости. Категории не менее, а зачастую более значимой для человека, чем все остальные качества. Об этом мы еще поговорим, а пока вернемся к Еве и к вопросу, что явилось двигателем развития нравственных категорий.

Человек, как неоднократно повторялось, сущность многоплановая, в нем переплетаются и тесно взаимодействуют очень разные качества. Поэтому вопрос «хорошо – плохо», добро – зло решается отчасти и посредством способности к выбору. А кто с этой проблемой столкнулся в очередь первую? Конечно Ева. Ей, как всем женщинам, пришлось выбирать для себя субъект любви из разнообразия мужских объектов. Женщины пришлось решать, годится или не годится мужчина для этого дела, подходит он ей или не подходит. Потому вначале Ева попробовала, что есть добро, а что – так себе или вообще никуда не годится. И вкусила она, конечно, не банан, не смокву, не кокос – фрукты здесь вообще ни причем. Женщина вкусила любви, страсти, секса. Разумеется с Адамом, а змей лукавый, соблазнитель такой сякой – лишь символический образ инстинкта, неуправляемого сознанием, страсти, сексуального желания, возникшего в очеловечивающейся женщине как эволюционная необходимость. В противовес разуму и компенсация за муки в родах.

Природа ничего не делает просто так, она никогда не дает однозначно положительных или отрицательных качеств. Любое свойство живой системы может быть как полезным для системы, так и вредным. Помогать системе в размножении и выживании или мешать. Все зависит от переменчивых обстоятельств внешней среды, которые заставляют живую систему реагировать на перемены всеми своими свойствами-возможностями. Новоявленный разум помогает человеку выживать, но затрудняет размножение – природа усиливает инстинкт продления себя, добавляя в него такое качество, как сексуальность. Параллельно усиливается инстинкт сохранения себя. Человек приобретает еще одно неоспоримое преимущество, позволяющее выживать в различных природных условиях – всеядность. Немногие из живущих на Земле способны употреблять в пищу такое разнообразие продуктов, как человек, и таким образом существовать практически в любых климатических условиях. (Подробнее об этом в работе «Питание и способ мышления в медицине систем».) Размножатся человек может также, где заблагорассудится – так силен инстинкт, в независимости не только от природных условий, но и социальных обстоятельств, даже вопреки таковым. Венец эволюции, ничего не поделаешь, так предопределено.

Но главная проблема человека и человечества – нравственная. Проблема древа с неизвестными плодами, осознание добра и зла. Однажды задумавшись об этом, (первой это сделала женщина, потому и упрекаема), люди, похоже, навсегда потеряли покой. По любому поводу они вопрошают всех и себя в первую очередь «Что лучше, что полезнее, вкуснее, красивей и так далее?» Сколько сил человечество тратит на сомнение, на выбор необходимого, вернее лучшего и еще больше на доказательства того, что нечто лучше иного. Проблема выбора, обязательного спутника свободы ставит человека в тупик. В цивилизованном обществе сознание людей буквально парализовано необходимостью ежедневно, ежечасно выбирать, зачастую там, где никакой необходимости в функционировании избирательной системы нет. Это уже конфликт, человека, его сознания, его возможностей с обстоятельствами, окружающей социальной средой. Это серьезный стресс, разрушающий психику человека, а затем его органы и системы. Выше отмечалось, что в организме человека за выбор отвечает система легкие. Она же, как правило, и страдает от собственной несостоятельности, не справляясь с требованиями внешней, социальной среды. Впрочем, мир внешний успешно противоборствует и другим специфическим качествам личности. Рассмотрим, как иллюстрацию, еще одну библейскую историю.

Жили-поживали два брата, Авель и Каин. В доисторическую малонаселенную эру все люди были родственниками, поэтому степень родства принципиального значения не имеет. Любопытно другое, почему эта история осталась в памяти человеческой, попала в Библию, превратилась в притчу? Что собственно произошло? Один человек убил другого человека, пусть даже и брата, что в этом особенного? Разумеется, убийство уже и трагедия, и преступление. Но все же что так заинтриговало авторов Библии, раз они записали и тем самым сохранили эту бытовую историю? Во времена создания Библии, люди убивали друг друга сплошь и рядом, акт лишения человека жизни не вызвал никакого ажиотажа. Почему история несчастного Авеля и злодея Каина сохранилась до наших, еще более кровожадных дней? Возможно потому, что убийство Авеля было первое в истории человечества? Очень может быть, но память человеческая – вещь капризная, она сохраняет в организме все, а воспроизводит избранное, и, кстати, склонна забывать именно неприятные события. Неужели в начале истории человеческой убийство было доблестью? И Каин представлялся героем, а Авелю лишь сочувствовали? Может быть, мотив Каина был столь необычен, что запомнился современникам. Что же толкнула Каина на преступление, что ребята не поделили в добропорядочном, еще не знающем вражды мире?

Есть версии, что притча о братьях выражает в символической форме конфликт земледельцев и скотоводов или что таким образом братья решали вопрос о первородстве. Так или иначе предполагается, что это был «шкурный» вопрос: мол, товарищи не поделили блага материальные. Но не следует забывать, что отношений социальных, в нынешнем понимании, тогда еще не существовало. Именно эти отношения, вернее сформированная такими отношениями психика сподвигает людей на всевозможные преступления, в том числе и убийства. Кроме того, не следует забывать, что это были «первые люди», непосредственные потомки Адама и Евы. Мир для них был еще в диковинку, как для малого ребенка. Они, вероятно, ощущали себя иначе, не так, как мы теперь: они еще только формулировали нравственные категории. Впрочем, и сейчас вопрос добра и зла не решен окончательно, несколько отодвинут, скрыт насущными псевдопроблемами, на время, но он еще вернется во всей своей актуальности. Адам и Ева, Каин и Авель только начинали осознавать себя, свою принадлежность к человечеству. Еще только-только начинали понимать, что они не как все рядом живущие, не звери, а существа иного порядка.

Отметим еще одно обстоятельство: в стае в пределах одного вида братья наши меньшие себе подобных не убивают, разве случайно. Подраться, поранить могут, но не убить, это противоречит принципу сохранения вида, за исключением санитарно-эпидемического эксцесса, когда уничтожаются слабые, больные животные или в случае крайнего голода. Но человек, ощутив себя таковым, понял: он – не как все, он – как Бог знающий, не тварь дрожащая – Человек звучит гордо. Не напрасно нарушен запрет: плод познания оказался сладок, возможности представлялись беспредельными, свобода полной. Не было равных человеку в могуществе, как ему, в общем справедливо, представлялось. И человек, в нашей истории Каин, решил себя испытать, так ли он беспределен, безграничен, свободен в воплощении себя, так ли он подобен Богу, жизнь дающему и жизнь отнимающему. И убил. Брата своего, поскольку другой возможности проверить свою необыкновенность у него не было.

Действительно, что мог совершить первопредок наш, дабы убедится в собственной исключительности? Только убить равного себе, брата своего. Эксперимент прошел успешно, сородичи абсолютно обалдели от собственных возможностей и навсегда зафиксировали прецедент в истории человечества. Каин, наверняка, был незаурядным человеком, впрочем, тогда личностью был каждый, но поступок свой он наверняка не считал преступлением. Он действовал, как ребенок, обрывающий крылья у бабочки, отчасти из любопытства, но более всего от желания познать себя. Процесс самопознания человечеством еще не закончен, хотя убивают нынче совсем по иным мотивам. Но именно убийство подобного себе и пробудило в человеке чувство меры, иногда называемое совестью или нравственным законом, представление о возможном и невозможном, допустимом и недопустимом. Соплеменники прочувствовали значение события, не унизились до мщения, но изгнали первопреступника из племени людей навсегда, оставив его наедине с совестью, с которой нельзя договориться, поскольку она для человека и прокурор, и судья, и палач одновременно.

Мифологическая история первоубийства рассмотрена как иллюстрация еще одного специфического, исключительно человеческого качества: самоосознания, самооценки человека. Надо отметить, что осознание себя человеком в принципе не бывает адекватным. Нет однозначных критериев, точнее их слишком много. Мы «смотрим» на себя «изнутри», а люди разглядывают нас «снаружи». Неоднозначность и разнообразие мнений и оценок, их несовпадение с представлениями человека о самом себе есть еще один грандиозный конфликт, стресс. Противоречие, даже противоборство «Я» или «я» с внешней социальной средой, да и самим собой, в мире сегодняшнем только нарастает. В эпоху формирования сознания у человека, во времена библейские люди еще учились понимать себя, еще успевали поразмышлять о сущности человека, не то что теперь. В сегодняшнем мире человек рождается с предопределенной судьбой. На нем от рождения социальный штамп происхождения, статус его семьи, национальности, гражданства. Это клеймо будет пострашнее каиновой печати, означающей, вероятно, изгоя без роду, без племени, родства не помнящего, но свободного человека. Человека, не принадлежащего и не привязанного к традициям и условностям. Человек современный, массированно воспитываемый, с детства обременен несусветным количеством правил поведения, мыслительных стереотипов, обычаев и постулатов. Значение и смысл большинства писаных и тем более не писаных законов ему не понятен, да и задуматься над их значением у него нет никакой возможности – слишком велик темп современной жизни. В сегодняшнем мире человек становится взрослым, а зачастую и старым, так и не осознав, кто он есть по сути своей, не проявив себя личностью в высоком значении этого слова.

Справедливости ради должно отметить, что еще совсем недавно, где сто лет назад, где двадцать, а где и по сей день, люди не только не успевают состариться под гнетом жизни, но и не всегда становятся людьми зрелыми, умирают раньше предназначенного природой срока. Это библейские первопредки жили, не зная пресса социальных иллюзий и норм, плодясь и размножаясь закономерно долго. Они не ведали посягательств на личность свою, тогда как еще буквально вчера, в измерении историческом, о правах человека мечтали лишь утописты, да социалисты. Лозунг «Свобода, равенство, братство» выдвинут, как раз в защиту систем печени – желчного пузыря. Они отвечают, как мы уже говорили, за собственное достоинство и самооценку. Но в современном мире достоинство не в цене. Престиж, имидж – другое дело, а самооценку можно иметь любую, это никого не интересует, главное чтобы она не мешала производить и потреблять.

Надеюсь, внимательный читатель заметил что наша беседа переместилась в сферу качеств человека, именуемых специфическими. Это означает, что рассматриваемые свойства наблюдаются, хотя и не всегда, только у человека. Мы определись с инстинктивными системами продления себя и сохранения себя. Много говорили о свободе и выборе, функциях систем легкие – толстая кишка. Обсудили «высшую» деятельность систем печени – желчного пузыря, то есть достоинство человека, самооценку и самосознание. И как все, эти функции и программы взаимодействуют с внешней социальной средой. Картина получилась невеселая: неважно взаимодействуют, можно сказать в ущерб владельцу, человеку. У нас остались в запасе еще три возвышенные функции, которых напрочь лишены наши меньшие братья. А именно: нравственный закон, он же справедливость. Творчество, свойство нынче модное и оттого уплощенное до неузнаваемости и тем самым дискредитированное сверх всякой меры. И конечно, любовь.

Часть 2.

Как говорилось выше, любовь в человеке явилась неким противовесом, противоположностью свободе. Поскольку последнее разрешает и допускает все, что взбредет в голову или другое место, то любовь напротив стремится отграничить многообразие, устремляет человека и притягивает к избранному, хотя сам по себе выбор не есть свойство любви. По правде сказать, описание любви требует поэтической формы изложения, но придется на песню наступить. Да и поэты уже немало потрудились над темой. Впрочем, изобилие сказанного предыдущими ораторами мало открывает сущность исследуемого предмета. В лучшем случае речь идет о проявление этого интимно-таинственного свойства. Поэтому эмоции оставим пока в сторонке, и сосредоточимся на сути вопроса: «Что есть любовь?»

Во-первых, отношение человека к чему-либо. Но ненависть или любопытство, или презрение – тоже отношение. Следовательно, любовь есть особенное отношение, в котором меньше всего как раз интеллектуального, разумного. Мы любим зачастую совсем не то, что нам следует любить. Рассудок наш диктует, выстраивает логическую схему притязаний и привязанностей. Он выбирает подходящий объект для любви, но любовь в советах рассудка не нуждается, она действует, как правило, вопреки ему. Логика, порядок, рассудок определены как свойства системы легкие – толстая кишка.

В чувстве достоинства, свойственного системе печени, любовь также не испытывает особой необходимости. О каком достоинстве можно говорить, наблюдая поведенческие гримасы обезумевшего влюбленного. Воображение, фантазия свойственные системе желудка – селезенки, в состоянии любви не столь важны, как принято думать. Существует расхожее мнение, мол, любовь – иллюзия: человек просто выдумывает идеальный образ, а когда пристальный взгляд или суровое время стирают необоснованные фантазии, от любви и следа не остается. Дело в том, что любовь возникает нередко еще до того как в процесс включается воображение. Влюбленность может возникнуть и сама по себе без участия мышления. Обдумывать объект любви мы пытаемся, как правило, когда уже влюблены.

Может быть, сердце как система-программа формирует в нас любовь? Нет, сердце – орган меры и справедливости. Какая мера в любви? Как раз наоборот, любовь плотно взаимодействует с инстинктивными, страстными системами, а страсть меры не знает. И справедливость к любви отношения не имеет: любят разных людей, даже негодяев, какая уж тут справедливость.

Так что для любви остается одно место – система почки – мочевой пузырь. И ничего обидного в том нет. Эта система формирует в человеке волю, весьма ценное качество, а также способность формулировать и достигать цели. Все это есть деятельность направленная, сосредоточенная, устремленная. Такая «работа» вполне может происходить без смысла, даже вопреки смыслу, без воображения, без обдумывания, делай и все. Не взирая на лица, как чужие, так и свое собственное, обходится без осознания действия, без достоинства и оценок. Волевые качества, устремленность, сосредоточенность на чем-либо, не нуждаются в мере самих себя и легко без нее обходятся, сжимая целенаправленность потока иногда до лучика тоненького или вообще, замыкаясь на самом себе в виде маленькой, но самодостаточной точки. Если отстраниться от эмоциональной окраски, примерно так и проявляет себя любовь как наше неотъемлемое свойство в крайней, сильной форме,

Обсуждается, само собой, любовь между людьми: мужчиной и женщиной, родителем и ребенком. Впрочем, любовь может проявляться и в отношении других вещей, как правило, в более «мягкой» форме. Человек вполне может любить и рядом проживающих, кошек, собак, попугаев. Может любить и свой дом и улицу, город и родину. Может любить блины, сгущенное молоко или чахохбили. Все, что угодно, к чему стремится и тело его, и душа. Нередко «мягкая» влюбленность постепенно и незаметно, вначале плавно, но для человека всегда вдруг, превращается в навязчивое состояние и подчиняет себе человека всего без остатка. Сущность человеческая сжимается до точки – о которой мы говорили, возникает замкнутый круг, зависимость от объекта любви. Как ни печально, но высокая любовь, для реализации которой предназначены целеустремленность и воля, частью которой они и являются, меньше всего востребована. Люди, как правило, растрачивают свои волевые качества не для любви друг к другу, а для приобретения благ материальных, которые, как они воображают, предоставят им счастье под солнцем или без солнца. Еще люди сосредоточиваются и можно сказать, влюбляются в иные вещи и мероприятия, без которых не мыслят существования. Например, скрупулезно и педантично контролируют свое здоровье, переживают футбольные или другие баталии, как промежуточный конец света, играют в карты сутки напролет, не корысти ради, а просто потому что не могут иначе, пьют водку, настойчиво и целеустремленно, не замечая происходящего вокруг и так далее, и так далее. Все эти средоточения, безусловно, суррогатное проявление свойственной нам от природы любви.

Да, любовь есть наше свойство, от природы данное, наравне с чувством меры, самосознанием, способностью к творческой деятельности, свободой выбора. Все эти качества живут в нас и действуют наравне, ни одно из них не является главенствующим или подчиненным. У человека с большой буквы они гармонично уживаются, формируя личность, в режиме взаимопомощи и поддержки сотрудничают с инстинктивными системами и непременно взаимодействуют с окружающей социальной средой. А вот она, среда, ежедневно сегодня и в прошлом, за исключением счастливых библейских времен, предъявляет к личности требования не соответствующие способностям человека. Возможностей для существования человеку хватает, а вот способности свои он использовать по назначению не может, сегодня на них нет спроса. Но они живут в нас, пробиваются, конфликтуют и с владельцем своим, человеком обученным, винтиком производственно-потребительских отношений, и с общественными постулатами и догмами. Раз уж человек встал на две ноги, он никогда не вернется в компанию четвероногих братьев, он вынужден жить человеком.

Любовь, пожалуй, самое конфликтное свойство человека. Причин тому несколько. Во-первых, чувство любви между женщинами и мужчинами, как уже говорилось, тесно взаимодействует с инстинктом продления себя. Эта взаимосвязь прибавляет целеустремленности и волевым качествам, свойственным любви, особенную средоточенность и силу. Разумеется, секс и любовь – вещи разные, но действуют они в норме заодно, и желательно, чтобы направление, сила инстинкта и любви совпадали. Нередко люди испытывают любовь к одному человеку, а сексуальничают с другими или, ощущая любовь, не способны по каким-либо причинам выразить ее сексуально. Рассказ Андрея Платонова «Река Потудань» – великолепная иллюстрация чрезмерной, потому настоящей любви, поглощающей все иные качества человека, даже инстинкты: и сексуальный и сохранения. Герой не может по-мужски проявить себя, даже при благоприятных обстоятельствах, именно от избытка любовного чувства. И пока его любовь не вошла в приемлемое организмом человека русло, не поутихла, герой был не способен не только к сексуальным отношениям с возлюбленной, но и к адекватному для человека поведению.

Во-вторых, любовь есть самостоятельная и самодостаточная функция, не подчиняющаяся ни человеку, ни общественным правилам. Можно сказать, любовь имеет самосмысл, содержит в себе цель и сама по себе является результатом. Ей в осуществлении себя ничего не нужно, кроме объекта любви. А это для общества, функционирующего на принципах взаимозависимости, явная подножка и провокация. Так было всегда: почти все любовные истории всех времен и народов как раз и повествуют о препятствиях, которые вынуждены преодолевать влюбленные. Любовь и общество, как гений и злодейство, – несовместные вещи. Человечество лишь виртуально считается единым, на самом деле со времен построения вавилонской башни мы разделены бессчетным количеством условностей, что иногда кажется, что мы не одной крови, не одного вида. Любовь таких барьеров не знает, она собственно и должна их преодолевать, в этом ее главная эволюционная функция. Если бы не любовь, прежде всего, между мужчинами и женщинами, люди не имели бы независимых, никому не подчиненных качеств, способствующих единению. Природа ничего не делает без умысла, дав нам разность, она позаботилась и об общности.

Почему мы влюбляемся в того или иного человека можно только догадываться. Скорее всего, эта тайна останется не разгаданной, пожалуй – каждая любовь индивидуальна, зависит как от любящего, так и от любимого. Переживания испытываемые влюбленным, в общем, для всех приблизительно эмоционально однотипны, похожи. А вот причины любви одного человека к другому, если вообще у любви есть причины, кроме ее самой, очень и очень разные. Все это любопытно, но в целом дело второстепенное. Главное – любовь объединяет людей, не взирая на расовые, сословные, имущественные, религиозные, возрастные и другие различия. Искусство, отражающее историю человечества, переполнено рассказами о «неравной» с точки зрения общепринятого стандарта любви. К счастью, у любви свои законы, по ее правилам «неравной» любви не бывает.

Влюбленный в некотором смысле «инопланетянин»: он мыслит и видит мир иначе, не как остальные земляне. У него появляется особенная логика, другое ощущение реальности, своя мера вещей. С этим ничего нельзя поделать. Любопытно другое, все наши высшие функции: свобода, собственное достоинство, ощущение справедливости и даже творческий порыв в сравнении с чувством любви весьма кратковременны. Имея свободу, ее просто не замечают, как воздух, которым мы дышим. Если человека не третировать и не прессовать, он забывает о своем достоинстве, подразумевается человек нормальный, адекватный обстоятельствам, без комплекса неполноценности, знающий меру, по совести живущий. Даже потребность в творчестве вспенивает дух и душу время от времени, когда муза вдохновенная посещает, хотя бывают и творческие запои, но в целом этот процесс поддается сознательному контролю. Впрочем, далеко не все люди испытывают навязчивую потребность к творческой деятельности. И лишь любовь как нагрянет, так и держит, не давая роздыху, постоянно напоминая о себе и ничто не может отвлечь влюбленного, разве творческий акт, созидательный процесс – будь то на ложе любви с объектом, разумеется, или за письменным столом, или за мольбертом.

Такая «деформация» сознания влюбленного человека происходит от того, что любовь, возвышенное, конечно, чувство, сплетается с инстинктивной системой продления себя, которая себя ущемить не позволит – так задумано, над инстинктами мы не властны. Можно, конечно, удавить голос плоти в зародыше и тому примеров масса. Но эта самовивисекция не плодотворна – раз, разрушает психику и здоровье – два, наверняка приносит человеку страдания – три, а самое главное – зачем? Сказано же, плодитесь и размножайтесь, разве нет? Да еще по любви. Что в этом дурного или безнравственного?

Несколько замечаний относительно конфликта любви, точнее участников любовного процесса с обществом. Отчего, как правило, людское сообщество против любви? Оттого что социум функционирует по своим законам, а любовь – по своим, и точек соприкосновения между ними практически нет. Кроме того, влюбленные не поддаются контролю и влиянию, что для общественного порядка недопустимо. Другое дело, если любовь сочленов общества направляется к одной цели, желательно абстрактной или реальной, но не очень персонифицированной, или, на худой конец, конкретной, но экономически целесообразной. В первом случае всеобщая влюбленность направлена на божество, во – втором на государство или партию, идею, а в третьем на тирана, властителя. Все это суррогаты любви, поскольку любовь, целенаправленное состояние, должна иметь конкретный, реальный, осязаемый объект. Кроме того, она жестко зависит он инстинкта продления себя. Естественно, эрзац любовь ничего хорошего не приносит: нарушает инстинктивные системы и продления себя, и сохранения себя, что подрывает здоровье народа. Всеобщая любовь к символам придумана исключительно для подавления и насилия. Даже невинная, казалось бы, любовь к Богу или человечеству вообще, представляемая обычно как сверхнравственная идея, имеет мало общего и с любовью, и с нравственным законом и никогда не приносит своим последователям реального удовлетворения жизнью. Любовь – состояние нелегкое, требующее много сил, а также иных достойных качеств. Разумеется, легче и спокойней любить всех вообще или нечто абстрактное, при этом изображать святость и поучать других. Иногда это банальное лицемерие, а иногда и серьезная психопатия, нередко и то, и другое.

Важно, что качество объекта любви, если можно так выразится, по сути не имеет принципиального значение. Желательно, чтобы объект любви был приличным человеком, достойным, стройным, красивым во всех отношениях, но любовь, в нас живущая, слава создателю, на все эти пожелания внимания не обращает. Любят разных: толстых и худощавых, веселых и мрачных, глупых и не очень, голубоглазых и раскосых, лысых и с маленькой зарплатой, с детьми и с внуками, и даже в нечищеных ботинках. Любят и все. И хорошо себя чувствуют, и не скрывают, как правило, да любовь и не спрячешь. Влюбленного видно сразу, любовь должна себя демонстрировать, поскольку обязана преодолевать различия между нами – в этом ее главная миссия. Когда человек не подавляет в себе это чувство, когда живет им, за его здоровье можно не беспокоиться. Напротив, когда влюбленный или влюбленные вынуждены либо скрывать, либо преодолевать всевозможные общественно-социальные препоны, здоровья не жди. Любовный стресс, пожалуй, самый сильный и разрушительный для личности. Оттого гражданам и предлагаются всевозможные суррогаты любви: к батюшке-царю или президенту, к любому божеству с именем и без такового, к рок звезде, футбольному клубу. Все отдающее фанатизмом: национализм, безмерное стяжательство, даже алкоголизм с некоторыми оговорками – все это также можно считать извращенным проявлением любви. Подобные влечения, безусловно, содержат конфликт, внутриличностный сбой, стресс, противоборство одних систем с другими. Потому что любовь «работает» в содружестве с другими нашими качествами, прежде всего, инстинктами. Как вы себе представляете, «совмещение» любви к человечеству, к Богу или государству с инстинктом продления себя, если точнее, с основным, сексуальным инстинктом? Представили? Забавная получилась картинка, не правда ли?

Настала пора рассмотреть еще одно специфическое свойство человека, используемое мало либо неадекватно. Речь пойдет о творчестве – способности человека создавать, формулировать, воплощать новое, до него неизвестное. Творчество в обществе популярно, поощряемо, декларативно, конечно. Почему декларативно? Да потому что, сообщество людей по сути своей есть консервативная структура. Люди не любят перемен, исходя из разумного соображения «как бы не было хуже». Творчество же непременно привносит в жизнь человеческую некоторую новизну, иногда весьма существенную. Достаточно вспомнить с каким трудом и жертвами приживалась в умах вполне невинная идея, что Земля – шар, который вращается вокруг Солнца. Собственно, какая такая разница для людей той эпохи, какое принципиальное значение имела мысль о том, кто вокруг кого вертится? Да, в общем то, никакой. Но так было всегда: носители новых идей практически в любой области человеческого бытия редко признавались современниками и почитались, как правило, лишь потомками. Отчего? Новизна, мысль творческая, претит социальному сознанию как потенциальный разрушитель традиций, устоявшихся иллюзий, узаконенной глупости. Поскольку власть предержащие всегда неплохо имеют от иллюзий и глупости, потому и не жалуют творческих личностей. Оттого, как правило, популярны, знамениты и процветают посредственности как неопасные для сообщества. Во-вторых, банальность, выраженная в оригинальной форме, претензия на творчество, понятна, узнаваема публикой и потому легко принимаема. Зрителю приятно осознавать себя знатоком и ценителем, культурным и продвинутым человеком. Он снисходительно рукоплещет всяческим творческим суррогатам, а, проще говоря, пошлости.

Важно следующее, создание нового, способность к творчеству есть специфичное человеческое качество, обязательное и органичное. И вновь приходится наблюдать несоответствие человеческих способностей и общественных потребностей. Конфликт творческого потенциала человека с обществом – очередной стресс для личности, результатом которого непременно будет болезнь и тела, и души или духа, что, как вы, надеюсь, заметили, вещи неразрывно друг с другом связанные.

Может показаться, что разговор о творческих способностях человека касается лишь исключительных личностей – творцов с большой буквы, великих талантов. Но это не так. Может показаться, мол, времена изменились: это раньше, в средневековье и при соцреализме, таланты беспощадно губили, а теперь в обществе свободном и демократичном они поддерживаются и поощряются. Ни чуть не бывало, наоборот. Чем старше цивилизация, чем она богаче материально, тем она более озабочена собственной устойчивостью, сохранением себя, – зрелая цивилизация всегда консервативней. Значит труднее воспринимает новое, неожиданное, зачастую не очень понятное и, следовательно, не известно что обещающее в будущем. Любое начинание, идею, концепцию стабильное общество воспринимает с осторожностью, опаской и потому признавать не торопится. Новое легко принимают лишь молодые: люди, государства, этносы. Кроме того, всегда существуют признанные метры, властители дум, которые никакого желания не имеют уступать насиженные места каким-то выскочкам.

А как все хорошо начинается! Как талантливы наши детишки, особенно в замутненных слезами восторга глазах родителей, страстно желающих вырастить из чад своих гениальных представителей человечества. И действительно, в детстве и в юности многое дети проявляют удивительные способности и таланты, причем зачастую в разных сферах. Они и рисуют, и танцуют, и поют, и декламируют, с легкостью необыкновенной осваивают компьютеры, играют в шахматы почти наравне с мастерами. Но куда все эти «необыкновенные» способности уходят, когда они вырастают? Все просто: «гениальные» дети лишь несколько опережают в своем развитии сверстников, да и то чаще всего с точки зрения их родителей, которые просто более других акцентируют внимание на их способностях. Но, тем не менее, необходимо признать, что детишки в общей массе более взрослых склонны к творческой деятельности. Почему они, точнее все мы, повзрослев, охладеваем к творческому процессу? Все дело в воспитании в организации мышления: чтобы никаких поползновений, никакой творческой инициативы субъект, винтик производственно-потребительского сообщества, и не пытался предпринимать. Ничто, что могло бы хотя бы в перспективе поколебать раз и навсегда устоявшиеся социоотношения, не приветствуется. Хозяева жизни – люди взрослые, даже, как правило, пожилые, им нововведения ни к чему. Отчасти это и есть конфликт поколений. Ну, ничего, молодежь побунтует, подрастет, угомонится и сама постепенно займет консервативную позицию.

Лишь наиболее одаренные, нагруженные талантом сверх меры, что ни воспитание, ни образование не в состоянии подавить, прорываются на оперативный простор для реализации своего таланта. Современники, как правило, шибко умных и талантливых не жалуют. Неуютно себя чувствуют современники рядом с людьми великими – кому хочется быть посредственностью? Совсем другое дело – усопший: он уже не конкурент и вполне можно быть и другом его, и соратником, погреться в лучах славы, да и заработать слегка, ему все равно, возражать и опровергать не будет.

Но одного таланта, чтобы проявить себя в этом мире, недостаточно. Все специфичные качества человека всегда и непременно участвуют в формировании личности. Когда это участие гармонично, уравновешено, соразмерно мы имеем сущность, задуманную Господом Богом или явленную эволюцией, человека в смысле возвышенном, когда это слово, действительно звучит гордо. Что касается реализуемого таланта, отметим, следующее. Во-первых, чтобы талант реализовался в не спешащем принять его мире, он должен быть сильнее усредняющей воспитательной процедуры. Во-вторых, носитель таланта должен обладать существенным чувством собственного достоинства, неслабой самооценкой для того, чтобы противостоять давлению авторитетов. В-третьих, дабы достигнуть результата в творческой работе необходимо действовать целенаправленно, а еще лучше страстно, в некотором смысле быть фанатичным человеком, по крайней мере, влюбленным в то, что делаешь. В-четвертых, должно быть человеком свободных взглядов, мнений и решений. Надо также уметь выбирать из множества верное, то есть обладать достаточной логичностью в мышлении и последовательностью в действиях. Кроме того, свобода, как и самоосознание, помогает выскальзывать из-под влияния авторитетов и догм. Наконец, главное, требуется обладать ощущением верности пути, тем, что обычно называют интуитивным чувством меры: сверхсознательным пониманием дозволенного и непозволительно, справедливого и неправедного, проще говоря, добра и зла. Желательно, чтобы таким мироощущением были бы наделены все земляне, а не только сугубо творческие личности, но это в идеале, можно сказать, в идеальной норме. Так или почти так ощущали себя первочеловеки, пока себе на беду не сотворили регламентированное сообщество из самих же себя. Но ничего не поделаешь, творческие натуры не усидели под древом познания, плодясь и размножаясь по завету, проявили инициативу. Мы подобрались к рассмотрению главного, среди равных, человеческого свойства – чувству меры, нравственного закона или справедливости.

Часть 3.

Любое свойство вещи, явления, ситуации, проявляя себя, воздействует на все качества этой вещи. Другое свойство соответственным образом влияет на иные качества и таким образом возникает взаимоотношение всех свойств-качеств в предметах и явлениях, в том числе и в человеке. На физическом уровне мощность, скорость, форма, порядок-ритм определенным образом соотносятся друг с другом, образуя вещь-предмет, который непрерывно изменяется, превращается из самого себя в нечто иное. Кажется что, этот алгоритм взаимоотношений мощности, порядка, скорости и формы вполне самодостаточен, но это не так. Создатель-природа «посчитали», что должно существовать некое качество-свойство равное иным, но в тоже время некоторым образом «контролирующее», точнее ограничивающее проявления других качеств-свойств. Таким образом, возникает пятое составляющее бытия, которое мы называем мерой – при проявлении специфических качеств человека справедливостью или совестью. Следует отметить, что справедливость понятие общечеловеческое, а совесть – сугубо индивидуальное, но, по сути, это одно и то же.

Может показаться, что без этих «иллюзорных» категорий совести и справедливости, можно было бы вполне обойтись, мол, достаточно для человека способности творить, осознавать себя, обладать разумом, логикой и волей, целеустремленностью. Впрочем, существование в нас справедливости и совести, нравственного закона оспаривается всем нашим бытием и, возможно, этот закон – действительно только фантазия философов и фанатичных богословов, но, возможно, и нет. Является ли справедливость врожденным качеством человека или это продукт воспитания в социальной среде? Кстати, социальный мир, жизнь вокруг нас справедлива? Каждому воздается по заслугам и способностям или нет? Подозреваю, что большая часть читателей ответит, что не справедлива. (Автор, кстати, думает, обратное, но это к слову). А если не справедлива, то как она может сформировать справедливые представления? И если среда не справедлива в принципе, как может возникнуть сам вопрос о справедливости? Почему мы рассуждаем о существовании справедливости или ее отсутствии? Не углубляясь в философическую риторику, примем как данность следующее: справедливость, нравственный закон – наше врожденное ощущение, зависящее от воспитания, образования и социальной среды, но, тем не менее, достаточно самостоятельное. Вся философская и богословская дискуссия на тему совести является результатом кажущегося несоответствия врожденных представлений о справедливости большинства людей и их реального бытия. Проще говоря, народам кажется, что жизнь их должна быть лучше, чем она есть, и каждому отдельному человеку мерещится, как правило, то же самое: мол, он достоин лучшего и большего, более вкусного, мягкого, теплого, – в общем, более достойного существования. И напрасно он так думает, он имеет как раз то, что достоин. Следует отметить, что выпестованное эволюцией понятие справедливость встречает противоборство в социальной среде, оттого и кажется, что мир вокруг не справедлив. Другое дело, что именно у человека, эволюционной вершины и существа социального, ощущение меры, справедливости присутствует, создавая тем самым конфликт субъекта с внешним миром.

Как функциональная программа справедливость (совесть, чувство меры) отграничивает по возможности, всегда и постоянно, действие всех иных наших свойств. Чтобы мы ни делали, даже чтобы ни думали, мера как наше свойство «заботится», чтобы мы проявляли все иные наши способности, возможности «в рамках». Предел этих рамок различен и для каждого человека, и для ситуаций, обстоятельств и, вообще, для каждой вещи, явления. Но, эта многомерность не означает отсутствия меры как таковой. Поговорка «Что позволено Юпитеру, не позволено быку» как раз и отражает ситуационную вариабельность свойства мера.

Рассуждать о качестве мера значительно трудней, в отличие от других наших свойствах, по причине ее кажущейся многозначности. Поэтому возникает иллюзия отсутствия этого свойства. Но на самом деле мера – это такое состояние, когда предмет или явление существуют и остаются самими собой. Если нечто, все что угодно, по прошествии, какого-то времени разрушается или существенно преобразуется – мера нарушена. Самый очевидный пример – преобразование воды. Вещество, наблюдаемое нами в реальности в трех агрегатных состояниях в виде пара, жидкости и льда не меняет своего химического состава, но состояние и проявление свойств льда существенно отличается от состояния воды или пара: мера каждой субстанции своя, но мы имеем дело все-таки с одной сущностью – водой.

В человеке, осознающем себя и свои поступки возникает конфликт: ему кажется, что происходящее, случившееся может быть лучшим или другим. Отвечает за существование этого «сознания» или попросту совести, справедливости сердце, как система или функциональная программа. Поэтому нагружается функционально, а затем и физиологически, а потом и повреждается перво-наперво система сердце. Поэтому статистика и фиксирует заболевания сердца как самую распространенную причину смерти.

Статистика отмечает еще одну группу недугов, сокращающих популяцию и пугающих обывателей – злокачественные заболевания. У автора есть версия, что причиной возникновения злокачественной патологии является повреждение программы мера, в различных органах и тканях организма. Кстати, носители этой программы (сердце – тонкая кишка) редко страдают от злокачественных повреждений. Сбой в программе, возникающий под влиянием внешних патогенных, канцерогенных факторов и по причине конфликта в программном обеспечении системы человека, как с внешней средой, так и с самим собой, и приводит к неконтролируемому росту и распространению отдельных клеток. Этот процесс – ответ организма на чрезмерные требования от внешней и (или) внутренней среды. Часть организма пытается преобразоваться соответственно условиям и «пожеланиям» среды, «перейти» в иную категорию меры, изменить параметры обмена веществ. Этот переход на другой уровень меры в принципе эволюционно предусмотрен, то есть адекватен, естественен. Меняется (внешняя, внутренняя) среда, – преобразуется организм или часть организма – все нормально. Оттого «злокачественные» разрастания клеток не воспринимается иммунной и прочими системами как патология. Потому и нет или мало симптомов, сигналов на ранних этапах развития процесса.

Впрочем, возможна и противоположная ситуация, когда излишне стабильная среда вступает в противоречие с потребностью организма в преобразованиях, поскольку перемены как процесс, запрограммированы в системе. Если они не востребованы бытием, то выходят из-под контроля и действуют самостоятельно.

Так как же проявляет себя наше обязательное, но трудно уловимое сознанием ощущение справедливости в сегодняшней реальности? Разумеется, у всех людей по-разному, но непременно в виде конфликта в любых областях человеческих взаимоотношений. Кому-то мерещится, что он несправедливо мало зарабатывает по сравнению с иными гражданами или сослуживцами. Кому-то чудится, что он обделен вниманием начальства, своих детей или мужчин-женщин в зависимости от ориентации. Кто-то воображает, что родись он в другой стране или в другую эпоху, то, несомненно, занял бы иное, достойное его способностей место среди людей. И так далее. Перечислить все воображаемые «несправедливости», подстерегающие человека и воспламеняющие в нем ощущения несоответствия реального бытия и личного понимания меры добра и зла, невозможно и необязательно. Каждый легко пополнит этот список личными претензиями. Чем он длиннее, тем больше иллюзий, тем меньше понимания реальности и тем больше конфликт субъекта с окружающей действительностью и непосредственно с реальной справедливостью. Конфликты, здоровья не добавляют, а наоборот, разрушают, деформируют системы. Конфронтация с реальностью на почве справедливости более всего повреждает систему сердце.

Проблема заключена в том, что справедливость как принцип «не занимается» частными вопросами, тогда как ее субъект использует как раз для «оценки», «взвешивания» частных, отдельных вопросов и собственных качеств, не учитывая все детали. Люди мыслят, конечно, целостно, но формулируют заключения по отдельным категориям, а это в принципе неверно. Справедливость же приводит к общему знаменателю отдельные разрозненные представления и свойства человека, также как его поступки.

Например, социально успешный гражданин, еще молодой, вполне привлекательный, при дипломе и приличной работе, а потому и неплохом заработке никак не устроит личную жизнь. Несправедливо? Ничего подобного, наоборот. Гражданин мотивирует свои поступки и всю свою деятельность, опираясь на общественные, внешние постулаты и разум. Организация личной жизни вынуждает действовать вопреки разуму, следуя за инстинктами нашими. Другой пример: способный, даже талантливый человек не получает признания или повышения по службе, а посредственный, существующий рядом с ним добивается успеха. Несправедливо? Ничуть не бывало, все нормально. Талантливый занимается творчеством и в этом должен находить умиротворение, а посредственный делает карьеру и естественно, добивается социального успеха, который требует от гражданина не творческих качеств, а навыков общения с сильными мира сего. Если глубоко и проникновенно рассмотреть жизнь каждого, по достоинству оценивая все его качества, все движущие силы личности, то становится понятным: каждый имеет в этом мире то, что заслуживает. Вернее, что человек имеет, тем он на самом деле и является. Жизнь каждого, разумеется, процесс, но она же и результат. Исключения, конечно, бывают, но они, лишь подтверждают общее правило.

Проблема в том, что провести должный анализ, заложенных в человеке свойств и качеств, и соотнести их с результатами его бытия непросто. Слишком много и очень разных составляющих придется анализировать. Инстинкты, способ мышления, потенциал специфических качеств – все эти очень разные вещи, хотя и функционирующие по единому принципу и в одном человеке, даже определить сложно, не то что, проанализировать. Необходимо учитывать влияние внешней среды на формирование личности и ее давление на сущности взрослого человека. Особенно, когда эта среда претерпевает вместе с нами, ее населяющими, глобальные изменения, которые мы наблюдаем и последние десятилетия производим сами.