Глава 7. IX том руководства О.Бумке. Другие подходы в каузалогии шизофрении

Если суммировать изложенные выше идеи и тезисы, то уместной окажется банальность: нет ничего практичнее хорошей теории. И она была бы здесь как нельзя кстати. Но ранее речь шла прежде всего о том, что исчерпывать природу шизофрении отдельно как биологическим субстратом, так и психогенным ее происхождением, одинаково несостоятельно.

Тезис, разумеется, не новый. Им проникнуты все серьезные публикации по шизофрении: от работы Эугена Блейлера “Раннее слабоумие или группы схизофрений”, датированной 1911 годом, где автор впервые использовал свой знаменитый термин, и – до современных.

Этой важной мыслью пронизан и весь IX том 40-томного “Руководства по психиатрии”, редактированного Освальдом Бумке. Указанный том вышел в 1932 году под редакцией Вильманса, при участии гейдельбергских клиницистов Груле, Берингера, Гомбургера, Майер-Гросса и др., и был целиком посвящен шизофрении.

Как отмечают авторы и критики упомянутого издания, IX тому присущ дух единства и законченности клинической стороны учения о данной болезни в сочетании с полным диссонансом в разделе “Теории шизофрении”. Ганс Груле сформулировал это в положении, превратившемся в общее место всей шизофренологии: “Мы до сих пор не обладаем позитивным знанием относительно сущности шизофрении”.

По сей день остается “общим местом” и другая саркастическая фраза Г.Груле. Она сделана по поводу столетней дискуссии о природе “помешательства”, плавно перешедшей в споры о причинах эндогенных психозов и главного из них – шизофрении: “Аргументы, которыми оперировали научные оппоненты, не стали лучше, сами же они не стали умнее”.

Новое, к чему хотя бы можно призывать, заключается в следующем: недостаточность и недостоверность соматогенных и психогенных факторов в происхождении шизофрении до сих пор однозначно воспринималась как стимул к более углубленному изучению c накоплением тех и других. Видимо, наступает время поставить точку в этих бесконечных цепях и переосмыслить имеющийся фактический материал.

Здесь будет уместным отметить, что каузальность шизофрении, трактуемая линейным рядом равноправных биологических и психологических факторов, тем более неприемлема, поскольку она не выходит за рамки самой примитивной аддитивности. Такой же примитивностью отдает еще одно широко известное представление о сути шизофренного заболевания. Речь идет о т.н. “конвенциональности” шизофрении или о некой договоренности (чуть ли ни “сговоре”) психиатров на тему, чем именно является полумифическая химера c названием “шизофрения”.

Подобные идеи отражают антипсихиатрические взгляды, догматичную веру в ожидаемые субстратные открытия или просто эклектику теоретических установок в психопатологии.

В несостоятельности конвенционального подхода легко убедиться, апеллируя к бесспорному клиническому явлению. Речь идет об известном феномене, на сей раз патопсихологическом – feeling praecox. Дословный перевод выражения – “раннее ощущение” – не передает смысловых нюансов, возникающих из соединения двух, английского и латинского, слов. Однако указанное словосочетание точно отражает чувство, известное каждому практикующему психиатру. Оно связано с прежним названием заболевания по Морелю и Крепелину – dementia praecox – и всегда возникает в процессе общения с пациентами-шизофрениками, ассоциируясь с их шизотипическими характеристиками, прежде всего, с невозможностью вызвать у них аффективный резонанс. Разумеется, такого рода чувство никогда не возникало, если бы психиатры имели дело с разными болезнями, объединенными только искусственной “договоренностью”. [Feeling praecox тождественно немецкому Praecox-Gefьhl в описании Г.Рюмке (Rьmke H.C. 1957)].

Итак, шизофрения – это бесспорная клинико-нозологическая реальность, единство и существование которой базируется на субъективном феноменологическом симптомокомплексе. Объективно, т.е. субстратно, он не подтвержден и, по всей видимости, подтвержденным быть не может.

Тем не менее, научно-теоретическая сторона проблемы традиционно замкнута на поиске нейрофизиологических и пр. материальных основ болезни. Якобы лишь они, вкупе с возможностями коррекции биологического субстрата процесса, могут претендовать на научное знание причинности заболевания, хотя бы в гипотетическом варианте. [“Традиционность” подобных взглядов, однако, сочетается с модернизмом “новой парадигмы”, называемой “нейропсихиатрия” (см. в гл. 30)].

Между тем вся “научная” база понимания сути эндогенного процесса в биологическом ключе обычно зиждется на обывательской убежденности, что у больных шизофренией непременно “что-то с головой”. Наверняка, многие психопатологи не задумываются над тем, что их аргументация об органической и прочей “вещественной” природе процессуального заболевания сродни характерному верчению пальцем у виска, т.е. не имеет никаких мало-мальски серьезных на то оснований.

В тоне менторства и откровенного снобизма звучит, к примеру, такая сентенция: “Фактически тех психиатров, которые не признают шизофрению заболеванием головного мозга, следует считать некомпетентными до тех пор, пока они не сумеют доказать обратное” (Э.Фуллер Торри). Видимо, доказательства существования субстрата шизофренной болезни обязательными не считаются, в т.ч. для хорошо известного и уважаемого автора.

При этом возможным социально-психологическим причинам эндогенной патологии “научная” психиатрия отводит (не без оснований) незавидную роль заблуждений, спекуляций, недоказуемой умозрительности и т.д.

На том, господа, стоим!..